Мухаммаджон Холбеков. Алишер Навои в европейской ориенталистике

Творческое наследие великого узбекского поэта и мыслителя Алишера Навои так же бесценно и вечно, как и наследие замечательных представителей мировой литературы Гомера и Данте, Фирдоуси и Ганжеви, Шекспира и Гёте, Пушкина и Толстого. Принадлежавшие перу Навои литературные произведения известны не только на Востоке, но и остаются в центре внимания научной общественности Европы.
Своим бесценным творчеством Алишер Навои внёс огромный вклад в развитие культуры тюркоязычных народов, достиг небывалой славы в прозе и поэзии, сделал все возможное для возвышения тюркского языка. Об этом он с гордостью пишет в своей поэме «Фархад и Ширин»:

Страстей духовных и высоких мук,
Всем собственным невзгодам вопреки,
Я изложил на языке тюрки…
(пер. Л. Пеньковского)

Истинной оценке творческого наследия Навои и определения его места в истории мировой цивилизации, безусловно, будет способствовать изучение истории перевода на мировые языки и дальнейшее распространение созданных им произведений. Еще в прошлом веке в исследованиях известных литературоведов В. В. Бартольда, Е. Э. Бертельса, В. М. Жирмунского, А. К. Боровкова, В. Захидова, Х. Сулейманова, Г. Каримова, Н. Маллаева были приведены отдельные сведения о мировой известности и об истории изучения в западном востоковедении творческого наследия Навои, но так и не появилось работы, широко и всесторонне освещавшей переводы, трактовки и интерпретации произведений писателя.
Известно, что в течение XIV–XVIII веков в крупных западных университетах – Сорбонне, Болонье, Кембридже, Окс­форде, Лейдене и других было собрано значительное количество восточных рукописей, что позволило создать первые систематизированные труды, непосредственно опирающиеся на источники. Именно там стали широко изучать как основополагающие учебные материалы произведения великих учёных Востока и древней Греции.
Под влиянием древнегреческой, римской и исламской цивилизаций с начала XIV века в Италии, а затем в XV–XVIII веках в Испании, Франции, Англии, Германии стали развиваться, процветать и совершенствоваться наука и культура Ренессанса (бессмертные произведения «Божественная комедия» Данте, «Декамерон» Боккаччо, «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Дон Кихот» Сервантеса). В «Великом Темуре» Марло получили отражение и признание восточная философия и восточные сюжеты. В этот же период возникают первые университетские кафедры восточных языков: в XVI веке – в Сорбонне, в XVII веке – в Оксфорде.
Во Франции была создана первоначально названная Королевской, а затем Нацио­нальной библиотека, в середине XVII века была создана востоковедческая школа. Премьер-министром Кольбером первые выпускники этой школы Бартоломе д`Ербело де Моленвиль (1625–1695) и Франсуа де Бернье (1620–1681) были направлены в загадочные восточные страны. В результате впечатлений, полученных от этих путешествий и собранных материалов, Бартоломе д`Ербело написал книгу «Восточная библиотека» – свод энциклопедических сведений, извлечённых из рукописей исторических сочинений мусульманских авторов. Франсуа де Бернье написал «Историю последнего государственного переворота Великих Моголов».
Энциклопедическая книга Бартоломе д`Ербело «Восточная библиотека», широко освещавшая жизнь, историю и культуру восточных народов, очень скоро получила признание и популярность не только во Франции, но и во всей Европе, она в течение XVII–XVIII вв. три раза переиздавалась. Создавая свой труд, д`Ербело использовал более двухсот рукописных книг восточных авторов. В библиографии указаны названия трудов ал-Беруни, Авиценны, Давлетшаха Самарканди, Кази-заде Руми, Фирдоуси, Рудаки, Мирхонда, Хондемира, Низами, Замахшари и др. Размещенные в алфавитном порядке энциклопедические статьи содержат сведения об Амире Темуре и созданной им империи, о государстве Захириддина Мухаммада Бабура, о государственной и научной деятельности Мирзо Улугбека, о городах Средней Азии (Самарканде, Бухаре), об учёных и мыслителях Востока. Также, впервые в европейском востоковедении в книге д`Ербело приведены сведения о жизни, деятельности и творчестве великого узбекского поэта и мыслителя Алишера Навои.
К примеру, на странице 99 данной энциклопедии в статье под названием «Алишер» («Alisher») приводится следующее описание: «Его называют Алишер, либо Мир Алишер Навои. Это имя составлено из слов «Али» и «Шер»… Алишер в качестве «везира» достиг большого уважения и влияния в Хорасане. Он был крупным учёным и приятным (красноречивым) в общении человеком. В городе Герате он создал собственную богатую библиотеку и лицом, возглавившим эту библиотеку, назначил своего ученика и последователя Хондемира».
На странице 661 энциклопедии в статье под названием «Навои» («Nevai») читаем следующие строки: «Навои – это псевдоним Низамиддина Мир Алишера, он являлся «везиром» принца Мирзо Султана Хусейна из династии Амира Темура. Навои писал прекрасные стихи и на тюркском, и на персидском языках. Ему принадлежат поэмы «Фархад и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Сабъаи сайёр» («О семи скитальцах») и «Садди Искандари» («Стена Искандера»). Он написал несколько диванов (сборники стихотворений): «Гараибус-сигар» («Чудеса детства»), «Наводируш-шабоб» («Редкости юности»), «Бадаиул-васат» («Диковины среднего возраста») и «Фавоидул-кибар» («Последние советы старости»). Навои скончался в 609 или 912 году хиджры».
В этой статье французский читатель впервые знакомится с названием поэм, входящих в «Хамсу» («Пятерицу») Навои, а также с названиями четырёх диванов. В статье Бартоломе д`Ербело пропущены названия первой из поэм, входящих в «Хамсу», – «Хайрат-ул аброр» («Смятение праведных») и дивана «Хазоин-ул маоний» («Сокровищница мысли»), а также вторая дата, указывающая на дату смерти поэта, указана неверно. Если не принимать во внимание эти изъяны, то вышеуказанные статьи и очерки в энциклопедии д`Ербело – бесценные источники, впервые ознакомившие в XVII веке французскую общественность с творчеством Навои.
О творчестве Алишера Навои писал и один из основателей «Школы живых восточных языков» Сильвестр де Саси (1758–1838). Как свидетельствует русский ориенталист М. Никитский, де Саси, используя книги историков Давлетшаха Самарканди и Сом-Мирзы, написал большой труд о жизни и деятельности классиков тюркоязычной литературы. В своей книге он показал многогранность творчества Навои, высоко оценил его заслуги в развитии узбекской литературы, подробно описал жизнь и творческую деятельность поэта и мыслителя, хотя и не всегда был точен в оценке отдельных творений.
Особенно возрос интерес к творчеству Алишера Навои во второй половине XIX века, когда Франсуа-Альфонс Белен (1817–1877), Анри-Паве де Куртейль (1821–1899), Люсьен Бува (1872–1942) и другие учёные начали активно изучать его жизнь и творчество, составлять к его текстам толковые словари, переводить его произведения на французский язык.
Первое и самое значительное оригинальное исследование об Алишере Навои в русской ориенталистике – магистерская диссертация М. Никитского на факультете восточных языков в Санкт-Петербургском университете под названием «Эмир Низамаддин Алишер в государственном и литературном его значении».
Диссертация М. Никитского, тема которой была подсказана интересом к творческому наследию Алишера Навои среди русских востоковедов того времени, достаточно подробно освещает основные биографические факты, почерпнутые из доступных тогда первоисточников, преимущественно из сочинений Сом-Мирзы Давлетшаха и Хондемира, и положительно характеризует творчество Навои.
Пять лет спустя с самостоятельными заметками о жизни и литературной деятельности Алишера Навои выступил французский ориенталист, секретарь-переводчик французского посольства в Стамбуле М. Белен.
Однако ни М. Никитский, ни М. Белен не попытались установить, существовало ли идейное единство в практической деятельности и творчестве поэта, не задавались вопросами о содержании произведений Навои, о характере зависимости его от персидской литературы.
В XX веке изучение творческого наследия Алишера Навои оказалось в центре внимания европейских востоковедов. В 1900 г. французский ориенталист и биб­лиограф Эдгар Блоше опубликовал «Каталог коллекций восточных рукописей на арабском, персидском и тюркском языках», систематизированный библиографом Шарлем Шефером. В нем приводится 16 рукописей А. Навои, хранящихся в Национальной библиотеке Парижа. В 1926 г. Э. Блоше опубликовал свой каталог «Картины на восточных рукописях, хранящихся в Национальной библиотеке». В 1932–1933 гг. был опубликован в двух томах «Каталог восточных рукописей в Национальной биб­лиотеке Парижа». В этом каталоге охарактеризованы уже 35 рукописей Алишера Навои, но высказано достаточно сомнительное суждение о творчестве Навои: «Поэмы Навои не блещут воображением, не светят священным огнем вдохновения божественного искусства, но всегда ограничиваются пассивным подражанием великим поэтам, имена коих были прославлены в анналах персидской литературы». Можно предполагать, что под трескучей риторикой здесь скрыт тот простой факт, что Блоше вообще никогда не читал Навои и довольствовался изучением одних названий его произведений.
В 1902 г. на заседании «Азиатского общества» в Париже Люсьен Бува (1872–1942) сделал доклад о новонайденной рукописи Навои «Суждение о двух языках». Текст его доклада был опубликован в «Азиатском журнале» (Париж, 1902, Том 19). В 1926 г. там же публикуется его труд «Эссе о цивилизации тимуридов». В этой статье Бува подробно характеризует социальную, культурную и литературную жизнь в эпоху Темуридов. Автор подчеркивает, что при написании этого труда он использовал произведения Мирхонда, Хондамира, Давлатшаха Самарканди, Навои, Бабура, также Клавихо, Белена, Вамбери, Броуна и Блоше. Работа Л. Бува состоит из нескольких частей: «Учреждение и социальная жизнь»; «Интеллектуальная жизнь»; «Религиозная жизнь»; «Домашняя жизнь»; «Армия Тимура и его наследников». Наиболее подробно описана «Интеллектуальная жизнь эпохи тимуридов»: научная, культурная и литературная, в частности, творчество персоязычных и тюркоязычных поэтов. Особенно творчество Джами и Навои. В основном Л. Бува опирается на труды своих предшественников – Белена, Броуна и Блоше, поэтому там нет ничего нового. Что касается вопроса об оригинальности произведений Навои, то он допускает еще более грубые ошибки, чем Белен и Блоше. Л. Бува откровенно пишет, что «Махбуб ул-қулуб» («Возлюбленная сердец») – имитация «Саадатнаме» («Книга счастья») Носира Хосрова, «Лисан ут-тайр» («Язык птиц») – перевод «Мантиқ ут-тайр» («Беседа птиц») Фаридаддина Аттара, а «Хайрат ул-аброр» («Смятение праведных») заимствован из разных источников персоязычных авторов. Свое суждение о творчестве А. Навои Бува не изменил в своей книге «История империи монголов», включающей статью «Эссе о цивилизации тимуридов».
Разумеется, эти суждения – свидетельство того, что эти ученые не отдавали отчета в том, что нельзя ограничиваться ссылками на общность литературных сюжетов и зависимость одних произведений от других без тщательного изучения форм зависимости и условий развития литературных сюжетов. Весьма поверхностно, только на основании внешнего сопоставления, делались решающие выводы. Взяв за образец произведения Низами, Дехлеви и Джами, Навои, во-первых, «усилил в своих произведениях реалистические мотивы, глубже обосновал психологические поступки героев, во-вторых, заострил гуманистическую направленность сюжетов, резче, нежели у предшественников, выразив протест против тех предрассудков и образа мышления, которые сеют зло и вражду между людьми, ограничивают право человека и, прежде всего, женщины на свободный выбор в любви. Последнее на мусульманском Востоке явилось предвосхищением прогрессивных общественных воззрений на много веков вперед».
Замечания Блоше и Бува о творчестве Навои оспаривались известными русскими тюркологами Е. Э. Бертельсом и А. К. Боровковым. А. К. Боровков пишет, что «буржуазная наука ограничивала понятие мировой литературы кругом европейских литератур. Изучение крупнейших восточных литератур вообще протекало случайно и несистематически. Усиление имперских влияний в буржуазном востоковедении еще более ограничивало круг исследований».
В 20-е и 30-е годы в трудах А. Фитрата, Е. Э. Бертельса, А. К. Боровкова, О. Шарафиддинова, Айбека, М. Шейхзаде и др. определился облик настоящего Алишера Навои – поэта, просветителя и гуманиста.
В западноевропейской литературе Л. Арагон, А. Курелла и др. дали высокие оценки творчеству Навои, считая его великом поэтом, просветителем и гуманистом. Они переводили его поэзию, писали о нем исследования, давая правдивую оценку творчеству Навои.
В конце 1955 г. Луи Арагон выпускает книгу «Litterature sovietique», в которой большое внимание уделено национальным литературам народов бывшего Союза, даны краткие биографические и исторические очерки, посвященные жизни этих республик. На страницах, посвященных творчеству Алишера Навои, было написано: «Было бы странно, говоря об Узбекистане, сказать только об эпосах узбеков и каракалпаков. Я много раз говорил, что это страна Алишера Навои. Сегодня это республика хлопка-сырца Средней Азии со столицей Ташкентом – городом садов».
Л. Арагон дает отпор несостоятельным высказываниям Белена, Блоше и Бува: «в своих главных поэмах Навои следовал путем «Пятерицы» Низами, но …язык Навои современен в сравнении с его предшественниками, это тюркский язык, на котором говорили от Китая до Босфора». Далее, чтобы подтвердить скромность поэта, чуткость к творчеству друзей и современников, а также оригинальность его произведений, Арагон дает французский перевод строк из поэмы «Фархад и Ширин»:
Я не Хосров, не мудрый Низами,
Не вождь поэтов нынешних Джами…

Далее Арагон пишет, что «Навои не только сыграл важную роль в развитии узбекского языка и литературы, но оказал влияние на развитие литератур многих народов Востока. Он – первый поэт узбекского народа, завоевавший мировую известность, ставший братом Пушкина и Шевченко, Низами и Руставели, сидит за одним столом с певцами «Калевала» и «Слова о полку Игореве», за столом народов, где звонко поет свои «Песни воспеваний», и где ему странным образом отвечают далекие голоса Неруды из Чили, Незвала из Праги, кубинца Гильена, испанца Альберти...».
Луи Арагон высоко оценил государственную и политическую деятельность Навои: Навои «как визир, несмотря на свой вельможный титул, был защитником справедливости, внимателен к идеям и жалобам своего народа, он не был демократом, но был прогрессивным человеком, он наслаждался красотой, наукой, архитектурой и поэзией, в этом он ближе стоял к представителям Ренессанса, которых мы сегодня называем людьми прогресса и гуманизма».
Представители Ренессанса (Данте, Петрарка, Ф. Рабле, Шекспир, Сервантес и др.), синтезировавшие интерес к античности с обращением к народной культуре, пафос комического с трагизмом бытия, были действительно близки к демократии и прогрессу. Идеология Навои как поэта, родственного Ренессансу по основным устремлениям своего творчества, раскрывается наиболее полно в его поэме «Фархад и Ширин». Она значительно отличается от предшествующих обработок того же сюжета, послуживших поэтическими источниками для Навои («Хосров и Ширин» Низами). Навои превратил эпизодическую фигуру каменотеса-строителя, соперника шаха Хосрова в любви к армянской царевне Ширин, в центральный и наиболее значительный образ своей поэмы, воплотив в нем гуманистический идеал человека эпохи Ренессанса.
Личность Алишера Навои и его творчество сегодня хорошо известны в европейских читательских и ученых кругах. Ему посвящаются научные статьи и монографии, о нем пишут в авторитетных энциклопедиях, литературных справочниках на французском, немецком, английском языках, публикуются новые переводы произведений великого поэта.

«Звезда Востока», № 2, 2016

• Назад
• Вперёд