Рустам Мусурман. Для слез нужны простые зеркала

Категория: Литературоведение Опубликовано: 09.04.2018

Впервые стихи Александра Файнберга, по просьбе редакции газеты «Узбекистон адабиёт ва санъати» («Литература и искусство Узбекистана»), я взялся переводить более десяти лет назад, примерно в 2005 году. Дело было срочное, поскольку стихи планировалось поставить в номер буквально на следующий день: за одну ночь надо было сделать пять переводов с русского языка на узбекский. Все – из его книги «Прииск».
Было это в ноябре. Я уединился в старом дворике нашего дома, неторопливо расположился на сури под ветками виноградника, и вот так, лежа, начал работать. Писать и вычеркивать. И снова писать, и снова вычеркивать. Все должно было получиться не хуже, чем у Файнберга.
Не берусь судить о конечном литературном результате, но мои переводы уже на следующий день были заверстаны в очередной номер. Среди них оказалось и очень грустное, очень нежное его стихотворение, посвященное маме. Зазвучало оно так:

Я с весны уж на кладбище не был.
Вдруг увидел, ступив за порог,
Что не снег это падает с неба,
А единственный мамин платок.
Қабристонга бордим, қиш-баҳор эмас,
Юрагимга эсди мезон шамоли.
Осмондан ёғаётган оппоқ қор эмас,
Онамнинг бор-йўғи битта рўмоли.

С той осенней ночи его поэзия навсегда очаровала меня. И я стал вновь и вновь возвращаться к его стихам, переводя их на узбекский язык уже без всяких договоров, но просто – для себя.
«Мне повезло, – написал как-то однажды Александр Файнберг, – что я родился в Узбекистане, никогда не чувствовал себя здесь чужим. На моем творческом пути я много раз встречал поддержку и ощущал помощь моих коллег – узбекских писателей. Особенно чувствовал товарищескую доброту со стороны Абдуллы Арипова и Эркина Вахидова…»
Своеобразным ответом поэта на эту любовь стали многочисленные, сделанные с высоким мастерством, переводы на русский язык лучших стихотворений узбекских авторов (и классиков, и современников): Алишера Навои, Аскада Мухтара, Джуманияза Джаббарова, Эркина Вахидова, Абдуллы Арипова, Усмана Азима, Сирожиддина Саййида, Азима Суюна…
А что может быть ярче, плодотворнее такого творческого сотрудничества? И отмечено оно весьма достойно – званием Народный поэт Узбекистана.
Как-то в разговоре об Александре Аркадьевиче Файнберге я услышал слова прославленного нашего устоза Героя Узбекистана, Народного поэта Абдуллы Арипова:
– Среди русскоязычных поэтов Узбекистана нет равных Александру Файнбергу. Он и в кругу своих современников, русских поэтов бывшего Союза, занимает одно из наиболее значимых мест. Его творчество очень высоко ценится в Узбекистане, хотя в масштабе большой русской литературы поэзия Файнберга и не получила пока еще оценки, достойной его таланта…
Абдулла-ака не без воспитательного умысла много раз повторял нам, молодым, одно из известнейших стихотворений Александра Аркадьевича, где были такие строки:

Ну, зеркала! Сплошное неприличье.
Весь мир кривой. И все наоборот.
Хватаемся от смеха за живот
И каждый пальцем друг на друга тычем.
Ой, не могу я! В ребра бьет игла.
От смеха? Ну конечно же, от смеха.
Для слез нужны простые зеркала.

Вот эти-то слова – «…Для слез нужны простые зеркала» – лучше всяких других литературных напутствий, мне кажется, должны помогать всем нам, писателям, оставаться честными в своем ремесле…
Сонет Файнберга «Зеркала» я также перевел на узбекский язык.
Следующим, поразившим меня своею динамикой, стихотворением Файнберга, так и просящимся в перевод, стал текст его «Одиннадцатиметрового штрафного удара». Не репортаж, не комментарий футбольного матча, но что-то совершенно иное.
Хотя столь тщательного, едва ли не подетального описания игры в стихах еще следует поискать, тем не менее, за этим описанием, на мой взгляд, легко разглядеть нечто гораздо большее… Символичное. Жизнеутверждающее.
Вратарь, вступающий в решающий бой, выходящий один на один с нападающим, вполне может ассоциироваться с человеком, который борется за некую конкретную справедливость, причем, в ситуации опасной и достаточно напряженной: 

Я вис на сетке, как замок.
Был бог, мячи снимая с ног,
Я оба тайма был сторук.
Теперь «одиннадцать»
Каюк.
Дарвозага қулф каби осилдим.
Ҳар тепилган тўпга ўқдек отилдим.
Иккала таймда ҳам зўр қалқон бўлдим.
Энди «Ўн бир метр».
Энди мен ўлдим.

Человек готов к бою. Человек сосредоточен на предстоящем:

Я разминаю руки,
                          плечи.
Я убираю чуб со лба.
Ну что ж,
целуй меня покрепче,
               моя футбольная судьба!
Қўл-елкаларимга тоб бераман хўб.
Қайираман кўзга тушган сочимни.
Мана, энди менинг пешонамдан ўп,
Футбол — тақдиримсан,
                                    сила бошимни.

Сломанная строка, прерыв созвучий, – буквально все в самой компоновке стиха выполняет одну задачу: передает через движение вратаря, в том числе и внутреннее, всю динамику происходящего. Здесь одновременно и волнение, и страдание, и надежда, и радость:

Мне славы форварда не надо
Голы я б забивать не стал.
Есть высшее – спасти команду.
Себя подставить под удар.
Ҳужумчи шуҳрати менга не даркор,
Ҳеч қачон урмасман дарвозага гол.
Ўзимни нишонга қўйиб фидокор,
Жамоам шаънини асрайман ҳалол.

Из всего этого читателю становится совершенно ясно: пока существует такое самоотвержение, такая радость борьбы, стремление преодолеть трудности этой борьбы, никакому нападающему не прорваться, не преодолеть железную волю, защищающего честь и справедливость упорного вратаря, который здесь становится метафорическим символом сопротивляющегося злу человека.
Точно так же, как благозвучное пение соловья, равно принимаемо и понимаемо всеми, слушающими его, вне зависимости от национальности, от языка, так и музыкальное звучание стихов настоящего поэта одинаково очаровывает всех, кто его слышит. Об этом давно знают, напоминая нам, все наши поэты-устозы. Язык поэзии, музыки и, вообще, искусства безграничен.  
Писавший на русском языке Александр Аркадьевич Файнберг для меня, носителя совершенно другого языка, как и многих других инаокоязычных, всегда был понимаем. Понимаем во всех своих метафорах, образах, сравнениях.
Мне кажется, я достаточно точно улавливал состояние его души, его переживания. И при работе над переводами мне оставалось лишь найти эквивалентные слова в узбекском языке, точно, строго и поэтически выражающие эти переживания.

…А мяч по гаревой катился.
Стояло небо в вышине.
И ноль
            во всех табло светился.
И жаль «девятку» было мне.
…Тўп юмалаб кетди четга шошқалоқ.
Фалакдан юлдузлар боқди,
                                             лол қилдим.
Таблода нол ёнди тўпдек юмалоқ.
«Тўққизинчи»ни мен
«Биру нол» қилдим.

Я становился архитектором, который, возвратившись из дальнего путешествия, строил уже в своей стране увиденное там и так понравившееся ему здание. Строил по памяти, восстанавливая его фасад, каменную кладку, мозаику стен… Но делал это уже из своего, собственного, родного для себя словесного строительного материала.
И тогда его чудо-поэзия, его образы становились уже обретением узбекской литературы. Это был своеобразный «…в ладони грянувший огонь» («Кафтларимда ёнди лов этиб олов»).
Мой родной узбекский язык всегда оказывался в полной мере эквивалентным любому иностранному языку. Он прекрасно, как в тех, уже упомянутых зеркалах, отражал все то, что оказывалось перед ним. Если было солнце – отражал солнце. Если была звезда – отражал звезду. И ветерок, и траву: «А ветерок колышет сетку и пробегает по траве» («Шамол ҳилпиратиб эркалар тўрни, майсалар устида ўйнар беармон»).
Таким образом, поэзия Александра Файнберга по-настоящему зазвучала и по-узбекски. Сумма переводов, сделанных узбекскими поэтами, со временем вылилась в отдельную книгу – «Чигир».
«...Я жду от произведения литературы чего-то нового для меня, чего-то, что меня хотя бы на самую малость изменит, о чем я еще не думал, не представлял себе в качестве осознанной возможности существования, какой-то новой возможности видеть, говорить, думать, быть. С тех пор, как я понял, что я сам могу измениться, благодаря литературе, я жду от литературы новой возможности изменить меня, потому что не считаю себя завершенным. Я жду от литературы опровержения всех окончательных представлений о мире. А поскольку я понял, что могу измениться, благодаря литературе, что могу, благодаря литературе, осознанно жить, я пришел к убеждению, что могу посредством литературы изменить и других», – писал Петер Хандке, один из известных представителей современной австрийской литературы. Работая, ожидал от поэзии Файнберга, что меня и других людей она изменит, обогатит образами, новым ощущением жизни. И ожидания всегда оправдывались.
Даже и в узко профессиональном смысле я учился у него многому. Стремился столь же технически точно овладеть структурой стиха, которой Файнберг владел виртуозно. Само разнообразие предложенных им стихотворных форм и жанров, заставляло литературно подтягиваться, избегать пустоты, смысловой ненагруженности слов, разболтанности стихотворной строчки. Поэмы, баллады, четверостишия и восьмистишия, наконец, сонеты, написанные его рукой, удивляли, восторгали, обогащали духовно и профессионально.
Причем, сам он не стекленел в догматической строгости классических форм.
Он работал с этими формами, легко осовременивая их. Он и назвал-то свои сонеты «Вольными», недвусмысленно подчеркивая, что в них появится нечто новое и по выразительности, и по содержанию.
Один из таких его сонетов «Слово», особенно понравился мне, и я не мог не подарить его узбекскому читателю:

Где слова не дано, там нет и прав.
Мы отравили древние глубины,
И в берег моря врезались дельфины,
И умерли, ни слова не сказав.

Молчат стволы порубленных дубрав.
Локаторы горам прогнули спины.
И меркнет свет над ядерной равниной.
И нету слов у обреченных трав.

Не проклянут нас ни вода, ни камень.
Нет слов у псов добитых каблуками.
Нет слов у птиц, ракетой сбитых влет.

Две тыщи лет от рождества Христова.
А мы живем. И стыд нас не берет.
Кому ж ты дал, Господь, язык и слово?

Кимнинг тили йўқдир, йўқ унда ҳуқуқ.
Уммонлар сувига биз оғу қўшдик.
Дельфинлар отилиб қирғоққа тушди,
Ўлса ҳам бирор сўз айтишгани йўқ.

Дарахтлар гапирмас, кесилар ўрмон.
Тоғ бошига юган солар локатор.
Саҳро осмонида ловуллар ядро,
Ёнади тили йўқ майса, ўт-ўлан.

Сув гап қайтармайди, гап қайтармас тош.
Шер оловга сакрар урсанг, эгиб бош.
Учар қушлар ўлар тўп отганда ўқ.

Яралгандан буён бу кўҳна дунё
Бефарқмиз. Уятдан ўлганимиз йўқ.
Не учун тил бердинг одамга, Худо?

Александр Файнберг в своих стихах писал не об отвлеченных, застывших во все времена одинаково понятных и одинаково понимаемых чувствах. Он обогащал их невидимым, но вполне ощущаемым подтекстом, мудрой философией жизни, которая, осознавая, что пагубна, все же жизнелюбива и жизнеутверждающа.
Если другие люди были счастливы, то и поэт не мог быть несчастным. Если другие страдали, то и он страдал вместе с ними. И здесь трудно определить – кто в его стихах настоящий лирический герой, – те, о ком он писал, или он, автор, пишущий о них:

Спешу ли на счастливое свиданье,
с друзьями ли пою навеселе –
чужая боль меня не покидает,
чужое горе мыкаю в себе.

Когда же мне отнюдь не до веселья
и горько от предательств и обид –
чужая радость входит в мое сердце,
чужое счастье плакать не велит.

Шошилганимда ҳам висолга хушбахт,
Куйлаганимда ҳам дўстлар-ла сармаст —
Мени тарк этмади бировнинг дарди,
Бировнинг ғамидан чекдим уқубат.

Ҳаётда ногаҳон хафа бўлсам гар,
Ҳасад ва хиёнат сўндирса шаштим —
Бировнинг қувончи кўнглимни олар,
Йиғлагани қўймас бировнинг бахти.

Вот и выходит – без преувеличения – чтобы изменилось мировоззрение человека, чтобы он осознал себя на какой-то более высокой жизненной ступени, чтобы мелодия его души достигла совершенства и обогатила внутренний мир, поэзия Александра Файнберга жизненно необходима.
Буквально на следующий день после того, как я закончил работу над очередным переводом его стихов, Александр Аркадьевич, будто почувствовав, что можно идти дальше, позвонил мне: «Есть новые стихи, посвященные юбилею любимого Ташкента, следует поговорить...»
Я быстро отдал подготовленную мною свежую рукопись в набор и поспешил на встречу к Александру Аркадьевичу.
В тот день я слышал его голос в последний раз.

«Звезда Востока», № 3, 2014

Просмотров: 1809

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить