Алина Дадаева (1989)

Дадаева Алина Николаевна родилась в городе Джизаке в 1989 году. Студентка первого курса магистратуры факультета журналистики Национального университета Узбекистана. Корреспондент республиканской газеты «Леди».
Публиковалась в отечественной периодике, литературных журналах «День и ночь» (Красноярск), «Звезда» (Санкт-Петербург), в сборнике «Новые писатели» (Москва), альманахах «Вдохновение», «Под крылом Пегаса» (Ташкент). Автор сборника стихов «Предчувствие».
Дважды участвовала в Форуме молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья.


* * *
Когда сонные майны
верещат на рассвете,
ветки сжимая
костлявыми лапками,
каменный призрак
шевелится близ городского базара,
где зарей голосят мечети.
Мучительно морщится,
кашляет пылью многоэтажек,
как желтолицый дехканин
на грязной ослихе.
И пышнотелый город,
щурясь – что твой узурпатор –
с ехидцей,
хищно слюнявит
обсохшие губы асфальта.
...Ветер
вальяжно топорщит
чинаровый веер.
...Над Хаст-Имамом,
истово плачущим
за тишину усопших,
тридцать тийинов
падают в сопло поблекшего верха.


* * *
Он жил молча.
И не умел молиться.
Ему было нечего просить у Бога,
и он позабыл Бога.
Так был утерян
сильнейший художественный образ.
Но это было совсем не страшно,
ведь искусство исчезло задолго до,
когда люди
перестали нуждаться в последнем прибежище.
Сохранились устные сказания
о Средневековье,
раннем и позднем.
Но и они мало кого занимали.
А земной шар был такой маленький!
И Вселенная – тоже.
Казалось,
протяни руку – и коснешься солнца,
хотя солнце давно кончилось,
остался свет.
А потому не было ночи.
...Раз в семь лет
он творил нового человека
и понимал, что это – хорошо.
И всем было хорошо.

Только нас с тобой уже не было.
Как хорошо, что нас не будет!


* * *
Перевернутый мир хрупок:
кинешь камушек – и пойдет кругами.
А кто-то его сапогом.
Нарушится чуткое равновесие,
весело
задрожат неокрепшие крыши,
рыжие
лиственные погоны.
И – снова чисто.
А по эту сторону темь и ругань.
И тоже – кругом.
Кольцом удавьим,
давным-давно на перст надетым.
Поддеть бы
тоненькую пленку – и раствориться.


* * *
По городу ходят прозрачные люди.
Не совсем невидимые,
но сквозь них
отчетливо проступают
острые углы зданий,
прутья оголенных веток,
на земле – кленовые конвертики,
на дорогах – реклама курортов в Дании.
И так странно,
если кто-то окликнет:
«У-лю-лю!
Оглянись!»
Обидно.
Думаю третий день:
а вдруг
ты тоже пройдешь рядом
неприметной массой?
А вдруг
таких, как ты,
было немало?
Маску
что ли надень...


* * *
В коридоре слепого отчаянья
Всякий раз обращаешься в слух,
Чья-то тень одиноко качается
На полу.

Чей-то голос скребется за стенами,
Как о ветер – засохший ковыль,
Чей-то меч нависает над теменем
Восковым.

Тусклой спичкой проход освещается,
Замираю у темной двери:
Коридор впереди превращается
В лабиринт.


* * *
В кухне запахло тоской и настурцией,
Линия быта меж чашками тянется,
Небо над крышей угрюмо сутулится,
Плечи и бедра слились в очертаниях.

Чайник вскипает, надменный, насмешливый,
Нос задирает и пыжится, пыжится.
Я ли мечтала средь скуки и ветоши
Жить на шестке, будто курица рыжая?

Там, где дожди, как дурные пророчества,
Брызжут слюной и плюются над городом,
Воспоминания, светлые, прочие,
Хлещут крапивой и ветками голыми.

А за окном ошалевшее прошлое,
Смотрит, как будто узнать не решается.
Пыль на лету меж ресницами шарится...
Эй, принесите мне веник с калошами!


Левша

Моя безмолвная левша,
Склонясь над скатертью суконной,
Ты с пустотой на брудершафт
Глотаешь помутневший кофе.

А на столе – измятый лист,
Ряды испачканной посуды
И календарные нули,
Давно отставшие от суток.

И зимний вечер, как зола,
В камине прошлого раскрошен,
Мне так бы встать из-за стола,
Чтобы тебя не потревожить.

• Назад
• Вперёд