Саккаки (XIV-XV век)

Саккаки (XIV-XV век)

ГАЗЕЛИ

Каждый день ко мне приходит от царя любви посол,
Царь душе моей вещает: «Встреться же с послом моим!»

Сотней тысяч испытаний взгляд твой может наказать,
Кровь мою он проливает, ставши палачом моим.

Грозное твое веленье исполняется, о царь!
Будь же нелицеприятным, праведным судьей моим.

Ведь лицо твое — как роза, я рыдаю соловьем.
Шепчешь ты: «Зачем так плачешь, бедный, пред лицом моим?»

Меч ресниц твоих и стрелы убивают Саккаки.
О красавица, ты станешь сладостным концом моим!

* * *

Ты мне душу растрепала, словно прядь своих волос,
Ты дыханьем опалила сердце мне огнем любви.

Прядь волос твоих — крылатый огнедышащий дракон,
Стережет он клад заветный во дворце святом любви.

Окажи благодеянье, милостива будь ко мне.
Не разрушь в несчастном сердце бирюзовый дом любви.

Пожалей раба, царица, я — как нищий пред тобой,
Надо мной ты в небе держишь молнию и гром любви.

Все пойми! Проникни взглядом мудрым в сердце Саккаки.
Бог у мира отнял разум, стал и я рабом любви.

(перевод М. Зенкевича)

* * *

В мире взор на твой похожий, как беда опасный, — где?
И плененный им страдалец, как и я несчастный, — где?

Как твои уста-рубины, уст других на свете нет,
Лик, как мой, янтарно-желтый от беды всечасной где?

Я в разлуке истомился, прахом взор заволокло, —
Пыль твоих следов найти бы, чтобы взор стал ясный, —где?

Снадобье сердечным мукам — уст рубиновых шербет,
Муки душу истерзали, а шербет прекрасный — где?

От любви, кумир мой, стал я желт, как золото, лицом, —
Медь во злато превративший чародей всевластный — где?

Стан твой—зависть кипарисам, зависть розам—облик твой,
Только где благоуханье, аромат их страстный — где?

Ищешь нищих ты у Кыблы—им красу, как дань, раздать, —
Глянь на Саккаки, проведай, раб судьбы злосчастной—где?

* * *

Кто не служил тебе, как раб, вовек не быть ему в почете.
О вы, что не служили ей, богатства вы не обретете!

Я пред тобою преклонен, святоша — перед древом рая:
Любой радеет по уму или по собственной охоте!

Увидев нищих бедняков, в лохмотьях рубища бредущих,
Не презирайте их тряпье, не зная, что под ним найдете.

Ты — как Лейли: вокруг тебя сто тысяч сумасбродов вьется, —
Теперь настало время нам, а не Меджнуну быть в заботе!

Ты над державой красоты царишь в величии всевластном,
Подходит стану твоему наряд в красивой позолоте.

От стана твоего весь мир, как в судный день, охвачен смутой,
Глаза и косы — бич мирам, беда для духа и для плоти.

И пусть лукавство глаз гнетет, грозя душе смертельной мукой, —
Рубины уст, вы Саккаки всю радость бытия даете!

* * *

Возьми зерцало и вглядись, что в нем предстанет зримо
Ты — словно пери, и краса твоя неизъяснима!

Кто видел месяц в небесах, тебе красою равный?
С тобою схожий кипарис возрос ли в рощах Крыма?

О повелительница, ты — владыка всей державы,
О свет очей, от века ты в чертоге сердца чтима.

Тебя луной бы я назвал, да только ты светлее:
Твое чело по красоте с луною несравнимо.

Соперник помысел таил, что ты меня погубишь, —
Зря ликовал он: смерть сладка, когда тобой дарима.

Когда хвалу твоей красе на площади услышат,
Пред ней во прах падет толпа, стенаньями томима.

Псы у порога твоего на Саккаки озлились,
И нам теперь и сон — не в сон, а ночь проходит мимо!

* * *

Узрит светило дня во сне, как красота твоя горда,
Проснувшись, в тот же миг опо захочет скрыться навсегда.

Опали розы в цветнике, едва узрев твое чело,
И я увидел: лепестки багряно рдеют от стыда.

А полумесяцы бровей взойдут — и словно праздник стал,
И за завесою небес луна исчезла без следа!

Увидел очи я твои — страданьем сердце изошло,
Но невдомек твоим устам проведать, в чем моя беда.

А ямки щек твоих хитрят, устроив сердцу западню,
Но я завесу отниму — вся хитрость пропадет тогда.

Меня соперники убьют — тебе и это нипочем,
Увы, справляя торжество, озлилась псиная орда.

Да не зачтут тебе в вину, что кровь мою, как воду, льешь, —
Готов я, чтобы на меня грехом легла бы та вода.

И слезы лью в рыданьях я, роняя их к твоим стопам,
А будет ли награда мне, я не узнаю никогда.

И предо мною что ни миг встают стенанья Каф-горой,
И стоны те, о Саккаки, — твоя суровая страда.

* * *

Сожжено разлукой тело, а душа от боли плачет,
Очи кровью то и дело о злосчастной доле плачут.

От мучений слег в постель я—нет лекарств моим недугам:
Лекарь, снадобья и зелья сами поневоле плачут!

Перлы зубок луноликой лишь увидел — стал рыдать я,
Обо мне в тоске великой даже ливень в поле плачет.

Смолкло пиршество в кручине, о твоей красе услышав,
Все, кто был там, и поныне мук не побороли — плачут.

У твоих дверей, понурый, я, как пес, лежу годами, —
Мусульмане и гяуры о моей недоле плачут.

Даже мой завистник черный пожалел меня за муки, —
Не пойму: злодей притворно или вправду что ли плачет?

Саккаки поникнул квело: что с беднягой — видно сразу:
Умный, глупый, грады, сёла, толпы знати, толп — плачут!

* * *

Смущены тобой, слетели лепестки у роз, опали,
Скрылись от тебя газели, ускакав в степные дали.

Сахар уст чуть видных видя, сердце в небыли исчезло,
Стихло в горестной обиде истомленное в опале.

Что ж терзаться, негодуя, — сам хотел своих мучений,
Сам себя завлек в беду я, — мне спасенье есть едва ли!

Глянь в потоки слез бедняги — станешь чище ты душою,
Красоту свою во влаге созерцая, как в зерцале.

О, внемли стенаньям слезным, — видишь, как кружатся капли,
Звезд таких в круженье звездном и на небе не видали!

День и ночь без сил от хвори, безысходно я рыдаю, —
Кроме моего же горя, нету друга мне в печали.

Слезы душу насмерть ранят, Саккаки, —конец мученьям, —
Чем еще в конце обманет жизнь отнявшая в начале?

Перевод с узбекского Сергея Иванова

• Назад
• Вперёд