Семен Гудзенко. Туркестанцы у однополчан

Семен Гудзенко
(Россия)

ТУРКЕСТАНЦЫ У ОДНОПОЛЧАН

Тишина осенняя в далеком
милом гарнизонном городке,
где стрижи
без устали
вдоль окон
ловят свои тени на песке,
где с дерев —
орешин и урючин —
каждый лист достоин лечь в альбом,
а не будь арык таким живучим,
пыль стояла б лессовым столбом.

Тишина полдневная.
И странно,
даже на плацу, где «вечный бой»,
не слыхать трубы и барабана,
не видать людей на огневой.

—    Где же полк? — дежурного майора
спрашиваю в штабе, как всегда.
—    Вышел в поле.
—    Ждете?
—    Нет, не скоро.
—    Как же быть?
—    А двигайтесь туда...

Вещмешок я за спину и ходко,
большаком укатанным пыля,
двинулся с волненьем первогодка
в полк родной на ближние поля.
Получив особое заданье,
что всегда пехоте по душе,
и выгоревшем обмундирование
он стоял на главном рубеже.
Хлопок прошлой осенью был славный,
по, гражданский выполняя долг,
не для хлопка на рубеж свой главный
передислоцировался полк.

Он в песке летучем, как в тумане,
то ложился, то вставал опять,
постигая с искренним стараньем
трудную «науку побеждать».

Я иду, на мельника похожий,—
пыль и зной! — а вот шагать не лень.
—    Эй,— кричат мне,—гвардии прохожий!
Можешь заработать трудодень!
—    Что же, я не против.
Где лопата?
—    Окопаться сможешь?
—    Не забыл!

...Не забыл всего, чему когда-то
старшина дотошный обучил.
От арыков тень ползет сырая,
как от переправы фронтовой,
и стрижи, в потемках фигуряя,
на аэродром уходят свой.
Тишина.
И вдоль дороги хлопок,
как сугробы под Вертушино,
где полку в завьюженных окопах
право на бессмертие дано.


* * *

Полковых оркестров перезвон
на рассвете будит гарнизон.

Гаубичных восемь битюгов
вкатывают солнце из песков.

И вода искрится, как алмаз
под небыстрый гусеничный лязг.

Танк идет сожженною стерней,
словно гром, окованный броней.

Держит направленье этот гром
в пригород, на пыльный танкодром,

ходят там на разных скоростях.
Есть порядок в танковых частях!

По соседству белый городок,
как десант, спустился на песок,
сдвоил за ночь домиков ряды,
приютил искателей воды,
и хотя построен на песке,
выстоял на лютом сквозняке.

Кто сказал, что самоходный гром
беспокоит стройку за бугром?

Разве от ревущих дизелей
новоселам жить не веселей?
Разве не спокойней в наши дни,
если рядом, в нескольких шагах,
гарнизона мирные огни
отсветом домашним на песках?

* * *

Над танкодромом
в сумерках
прощальный
с полнеба круг пунктиром обвели
и в Африку,
на юг колониальный,
не торопясь поплыли журавли.

Не говорливой галочьей оравой,
а строго, как по азимуту взвод,
за головной походною заставой
станица молчаливая плывет,—
как песнь без слов
в осеннем небе чистом,
в степной непотревоженной тиши.

...Глядят с брони чумазые танкисты,
в замасленных спецовках крепыши.

И говорит, по пояс встав из люка,
башнер, невоевавший паренек:
—    Куда летят? Ну что им с того юга?
Я б лично в рабстве дня прожить но мог.

—    А я бы мог, — басит водитель. — Дело
нашлось бы в той неволе для меня
такое, чтоб земля вокруг гудела
и небу стало жарко от огня!

И он в сердцах рванул машину с места,
как на таран повел, не тормозя,
как будто на холмах у переезда
томились в рабстве черные друзья.

...Полиловела и зарделась кромка,
как лычка, на три пальца от земли,
когда на степью грустно и негромко,
прощаясь, затрубили журавли.

• Назад
• Вперёд